Недавно команда BOBR.BY познакомилась поближе с удивительной женщиной. О ней уже не раз писали статьи и брали интервью, её выставки освещались в СМИ. Но самое главное – необыкновенные куклы нашей гостьи завоевали любовь, уважение и вызывают восхищение у людей как в Беларуси, так и за её пределами.

Мать четверых детей, самая настоящая бобруйчанка и мастер еврейской куклы. Рады вам представить – в гостях у BOBR.BY Валерия Гайшун!

Расположившись поудобнее, с чашечкой кофе и бобруйскими вкусняшками, мы начали нашу беседу. Уже пять лет Валерия дарит миру волшебство колоритных еврейских кукол. Итак, приступим.

Вы давали множество интервью, о вас писали статьи и снимали репортажи. Однако есть один факт из вашей биографии, который в СМИ представлен по-разному. Кто-то утверждает, что вы родились в Бобруйске, а кто-то – что в Ленинграде. Так откуда же все-таки началась Ваша история?

В Ленинграде! У меня даже есть медаль «Родившейся в Ленинграде». Когда мне был один год, родители вернулись в Бобруйск, и до 35 лет я прожила тут. Корни у меня здешние.

Папа у меня тоже бобруйский. Мы из Ленгородка, жили возле крепости. И рядом жил мой дедушка. Я там жила до 12 лет и ходила в 27 школу. Я очень боялась, когда строили Бобруйск-Арену, что этих домов не станет. Сейчас там, где жил дедушка, поселилась другая семья, а в нашем доме после того, как мы выселились, уже никто больше и не жил.

А еще я каждый год езжу в ноябре в Ленинград отмечать свой день рождения, хотя и родственников там у нас не осталось. Очень приятно поздравляют в отелях, в паспорте же видно, что у меня место рождения написано «Ленинград» – город, которого нет.

Вы жили в Бобруйске, Петербурге, а сейчас обосновались в Минске. Как так получилось, что вы поменяли место жительства? Как Вы относитесь к этим городам?

Ну, из Питера, понятно, меня никто не спрашивал. А в Минск – мужа на работу пригласили, и мы переехали 15 лет назад.

Я никогда не сравниваю Бобруйск с Минском. Минск – родной город для моих детей, которые в нем выросли. Мне он родным не стал и не станет никогда.

Я каждый выходной приезжаю в Бобруйск. У меня здесь единственная подруга. У нас также есть дача рядом с городом, и мы туда ездим круглый год.

Бобруйск, наверное, прорастает в человека…

Родной Город – это тот, который ты ногами исходил, в котором ты рос.

Ваши любимые места в Бобруйске?

Любимое место у меня – «дом мечты». Я с детства говорила: «Я вырасту – буду жить в этом доме». Знаете этот домик серенький напротив «Чырвонай вежы»? Раньше он был еще весь в плюще, потом кто-то этот плющ вырубил. У меня там по соседству живет подруга, и когда я приезжаю, то вижу этот дом своей мечты.

Любимое место у меня – крепость. Я в ней выросла и помню, когда она еще была не такая вросшая в землю. Все эти форты... Мы еще столько всего находили там в детстве: всякие монетки, а большие мальчики все это у нас забирали. Лазили по подвалам, искали таинственный подземный ход, тот самый, где карета могла проехать. Все детство его искали… Так и не нашли.

Вот знаете, расскажу… У меня был такой печальный опыт: нас на Рождество пригласили с приятельницей в арт-центр Марка Ротко в Даугавпилсе. Это был очень хороший день, нас прекрасно встречали… И я все время… плакала. Потому что центр Ротко расположен в точно такой же крепости, как наша, того же архитектора. И они ее так возродили! Просто чудо сотворили: там дубовые полы, сейчас восстанавливают ворота въездные. И, конечно, она похожа на ту крепость моего детства…но у нас, конечно, печальная история. В Даугавпилс пошли огромные деньги Евросоюза. Семья Марка Ротко подарила несколько работ, и некоторые работы отдали в аренду лет на 20. И, конечно, посещаемость большая. Оправдывает себя этот проект. А что тут открывать? Сюда никто не поедет, у нас просто место не туристическое…кому нужен наш Бобруйск…

А еще я люблю «Порт Артур». У меня была лучшая подружка, она еще в 90-е годы уехала в Израиль. У её папы Фимы в «Порт-Артуре» была сапожная мастерская, в которой мы проводили много времени. И этот дом, это место тоже было загадкой для нас, там мы приведений искали.

У вас два образования: по одному вы химик, по второму – экономист. Как получилось, что вы пришли к творчеству и стали делать кукол? Как вы начинали? Где и у кого этому учились?

Насчет профессии. Давайте развеем миф о моем экономическом образовании – у меня есть диплом, но я ни одного дня не работала экономистом. Я окончила институт просто из-за того, что, наверное, было не комильфо иметь среднее специальное образование.

Поступала я в институт – у меня было трое детей, а закончила его – у меня было четверо. Поэтому я профессиональная мама. А из профессиональной мамы перейти в творчество очень просто.

Про кукол… Когда росли мои старшие дети, а они как раз росли в прекрасное перестроечное время, когда нельзя было купить колготки, нельзя было купить одежку, я им все шила, вязала… И кукол тоже вязала. С этого, наверное, все и началось.

Этому нельзя научиться. Есть простой, совсем простой способ сваливания шерсти, который известен испокон веков. Я делаю кукол сухим валянием – это кусок шерсти и игла. Технология такая – положил шерсть на поролон и стучи иголкой – ВСЕ! Больше никаких нет премудростей. А вот как сделать куклу? Этому научить невозможно. Скажем так, шерсть и иголка – это всего лишь инструменты для того, чтобы я в объеме могла выразить то, что я чувствую.

Не люблю говорить про технологию, ну и не нужно это. У моих кукол другая задача. Понимаете, когда идет какая-либо кукольная выставка и там рассказывают: «тут шарнирная кукла и у нее винтовые крепления», т.е. имеется в виду технический процесс изготовления некого объекта. Понимаете, я не делаю выставку кукол – объектов. Мои куклы – это эпоха, это люди. Поэтому, когда мы говорим, что это люди, а потом рассказываем, из чего они сделаны, то эти понятия диссонируют. Мои куклы мягкие, теплые, их берешь в руки и… они живые.

Кстати, а вы знаете, что моя кукла Бася нашла себе женщину-двойника? Басе, самой кукле, 4 года. На Лимуде в этом году смотрю: идет моя Бася-краса! Понимаете, у меня же шаржевая кукла, а там не шарж… это портрет! Женщина из Бобруйска, зовут ее Майя.

И куклы периодически себе находят людей-двойников, это очень интересно. В Витебске на выставке мне принесли фотографию девочки. На тот момент "девочке" уже было 64 года, но мне принесли ее фото в 10-летнем возрасте. Смотрите сами…

И еще: я никому не рассказывала, но вам расскажу. Для меня это значимое событие. Мой дедушка, в память о котором все мои куклы, умер в 1999 году. Т.е. он из моих детей только младшего сына не видел. Сын у меня 2001 года рождения. А получилось так, что у меня не сохранилось фотографий дедушки в юности, только несколько уже в зрелом возрасте. Когда открывали выставку в Могилеве, там была и дедушкина сестра. И она мне дала фотографии молодого деда. То, что я увидела… На деда в семье вообще никто не был похож. Тут дедушке 17 лет – это довоенное фото – и вот такое сходство! Так что дедушка ко мне вернулся не только с куклами.

Так есть ли у кукол душа?

Ну конечно! Иногда бывают такие куклы, которые получаются сразу. А бывает, например, как вторая моя кукла, мама Гирши Циля. Я ее делала очень долго, причем она была уже полностью готова – сидела в кресле, было лицо, была прическа. Я ей сережки примеряла одни, потом вторые – и не выходило… пока я ей на палец не повесила связку ключей. И тогда она успокоилась и отпустила меня.

Не могу сказать обо всех куклах, но одно знаю точно: у моих душа есть!

Вы говорите о куклах, как о живых людях. Может, у них еще есть и паспорта?

Есть! У моих кукол коллекционных, что со мной живут, паспортов нет, разве что только у одного, он сидит в ОВИРе и ждет выезда. Но есть у меня такая корзиночка, в которой собрано более пятидесяти паспортов кукол, которые от меня уехали.

Вообще, по правилам у коллекционной куклы должен быть документ, где пишут «кукла такая-то, изготовлена там-то», но они у меня живые, поэтому у них советский красный паспорт, где есть имя, есть фотография, написан год… выпуска.

В основном мои куклы перебрались в Россию. В Израиле одна живет у Губермана. Переезжали во Францию, в Америку, даже на Филиппины. В Минске тоже много кукол. В Витебске есть кукла-мама, которая встречает гостей в музее Шагала.

 

Говорят, вы еще и иллюстрацией занимаетесь?

У меня дважды был опыт иллюстрирования. Первая книга называется «Энциклопедия хохмача». А вторая – «Кухня еврейского местечка, которого больше нет». Было отпечатано всего 2000 экземпляров, ее тяжело сейчас найти. Она есть, например, в галерее БелАрт в Минске и в Музее Толерантности в Москве. У автора была мечта сделать кулинарную книжку – и у меня была такая же мечта. Некоторые куклы я делала под его рассказы, некоторые рассказы он делал под мои куклы.

Кстати, про кухню могу рассказать! Меня снимали как-то в передаче на телевидении…это был большой цирк… Никогда больше я не соглашусь на прямой эфир! Меня пригласили готовить форшмак. Я вам расскажу, как это происходило: я сидела в кресле, рядом стоял маленький сервировочный стеклянный столик. Вы вообще представляете, как в таких условиях можно сделать форшмак? Сидя в кресле, поворачиваясь и зная, что ты в прямом эфире. Мало того, селедка была неочищенная… Почистила. Всё сделала. Им просто повезло, что я всю жизнь готовлю. Правда, была проблема, где мыть руки… Хорошо, что я заблаговременно нарвала себе много бумажных полотенец… А бросить-то некуда, нет мусорки вообще! И я просто выбрасывала их за спину. Надеюсь, незаметно… А еще в финале программы одна из ведущих сказала о том, что евреи добавляют в мацу кровь христианских младенцев. Добавив, правда, что это миф.

У вас большая семья. Как они относятся к вашему увлечению?

26 января куклам будет пять лет – и я могу вам сказать... Семья смирилась. Дети особо как-то никогда и не нервничали, а вот муж периодически недоедал и слегка волновался… Потому что во время рождения куклы семья меня теряет.

А сколько кукол в вашей коллекции в данный момент? Делаете ли вы новых? Откуда берете детали к ним?

Сейчас 60. Я ничего не добавляю пока, честно говоря, мне их некуда расселять: они целую комнату заняли у нас. У каждой куклы есть ячейка. У них свой микромир, даже обои есть. И в гостиной тоже шкаф стоит, в котором еще 11 человек живет. Недавно добавилось двое – пианистка и скрипач.

 

Один раз я получила посылку от абсолютно незнакомой женщины из Германии, она просто написала, что хочет поучаствовать и прислала всякие бутылочки, статуэточки. Было очень приятно. И с каждой выставки я привожу всегда какие-то мелочи, потому что людям они зачастую не нужны. Особенно здорово, когда приносят какие-то аутентичные предметы советских времен. Вот, допустим, все кружева, которыми я оформляю выставку, эти вязаные скатерти, их более 100, и из них моих только 2. Это все принесли люди.

А чемоданы мои все с мусорки. Конкретно, с мусорки… Я даже воевала с бомжами за них. У меня подруга есть, у нее две большие собаки. Недалеко от военного городка есть большая мусорка. Люди покупают квартиры и выбрасывают всё, что осталось от предыдущих хозяев. Подруга туда становится с собаками, звонит мне: «Быстро приезжай – чемоданы!». Я еду – бомжи стоят, собак боятся. Подъезжаю, и слышу каждый раз: «КАК ВАМ НЕ СТЫДНО!» А мне не стыдно. Теперь на даче такой запас чемоданов, что муж вздыхает: «Дома негде жить из-за евреев, а на даче – из-за чемоданов».

Прототипом для вашей первой куклы «Гирши», наверное, стал ваш дедушка. Трудно не заметить, с какой любовью и теплотой вы вспоминаете о нем. Каким он был? Что вы переняли от него?

Не совсем так. Куклу зовут в честь дедушки – Гирша, но не он её прототип. Есть кукла «Мой дедушка», которая была сделана позже, – и это портретная кукла. А Гирша – это просто мой первый еврей, веселый, очень дружелюбный. Видели эту куклу? Он очень симпатичный. А образ собирательный.

Часто бывают ляпы, куклу-дедушку уже 5 лет называют Гирш, когда его имя – Гершон. У моего деда сгорел паспорт во время войны. Из-за травмы челюсти он не мог говорить, и его записывали однополчане. Его же никто не называл Гершон – Гриша и Гриша. Записали Григорий – и фамилию не Вольфсон, а Вальсон. Так и прожил бы он всю жизнь Гришей Вальсоном, но в 1953 году его нашел Орден. И дед фамилию восстановил, а бабушка осталась Вальсон. И когда дедушка умер, бабушка оказалась ему не жена, а дети – не дети.

Мой сын, когда я ему говорила: «Ты мой маленький игрушечный мальчик», очень обижался и отвечал: «Я не игушечий, а настоящий!» Вот у меня сын настоящий – и дедушка был настоящий. Это был цельный человек с кодексом чести, и его ничто не могло заставить сделать нечто, противоречащее его моральным устоям. Сын у меня тоже такой. Если я послужила передаточным звеном от деда к сыну, то, слава богу, значит, прожила не зря.

Дедушка у вас говорил на идиш. Вы какие-то фразы от него переняли, которые используете в жизни?

Ну, у нас в семье бытовали фразы «мишугине копф» (прим. сумасшедший, дурная голова), но это говорит, наверное, весь Бобруйск, а не только наша семья. Всякие есть «шлимазл», я тоже так детей называю.

Последняя выставка ваших кукол в Бобруйске была в 2012 году, т. е., можно сказать, 5 лет назад. В этом году наш город отмечает юбилей, он также объявлен культурной столицей Беларуси, и ко всему в июне пройдет XIV международный фестиваль народного творчества «Венок дружбы». Планируете ли вы представить бобруйчанам и гостям города коллекцию ваших кукол – ведь они являются отражением колорита и истории Бобруйска?

По поводу «Венка дружбы» – нет приглашения.

Что же касается жизни моих кукол в Бобруйске, то была следующая история.

Мне готовы были выделить библиотеку – дом Кацнельсон специально под постоянную экспозицию моих кукол. Планировалось, что они будут жить на верхнем этаже. Я продумала всю концепцию: там должны были быть дома и улицы. Но потом оказалось, что я должна подарить городу всю свою коллекцию из 45 евреев. Вы понимаете, что за этим следует? За этим следует то, что это уже город будет думать, как их выставить, в каком они виде будут, будут валяться в запасниках или сидеть в своих домах. Я просто этого сделать не могу! Я предлагала: «Возьмите их в аренду хоть на 90 лет, но принадлежать они должны моей семье. Пожалуйста, берите деньги за посещение музея». В общем, не договорились. К сожалению…

 

Что Вы можете пожелать нашему городу?

Я городу могу пожелать не потерять остатки того Бобруйска, которого и так осталось очень мало. Над этим надо работать. Над историей, над возрождением того, что было. Потому что разъединить Бобруйск с еврейской историей – это преступление.

Примеч. авторов: Насчёт того, чтобы Бобруйск не терял свою историю и своеобразие: мы сейчас начали на BOBR.BY социальный проект. Собираем по крупицам историю родного города и соединяем в одном месте – в Энциклопедии Бобруйска, или как мы её сами называем – «Вики-Бобр». И мы хотим создать эту энциклопедию, чтобы люди, не знающие ничего об этом городе, и даже те, кто знает, – зашли на этот сайт, посмотрели, почитали, увидели.

Я когда-то делала выставку «еврейская мама»: у меня стояли куклы, а стенд был весь в фотографиях реальных еврейских мам с детьми. Вот если бы собрать комнату памяти уехавших, какими они были…

Наш земляк Эфраим Севела – это такая гордость, а еще есть писатель Борис Шапиро-Тулин. У него трилогия о Бобруйске… У автора Бобруйск просто везде. А в Бобруйске о его книгах никто не знает. Ещё есть Сол Шульман и многие другие, незаслуженно забытые.

А своё надо помнить, холить, лелеять и беречь.

Возможно, на немножко грустной ноте, но наше интервью потихоньку подходило к концу. Много интересного мы услышали и обсудили за эти мимолетных два часа. Нам было очень приятно узнать Валерию поближе. Мы очень надеемся, что это далеко не последняя наша встреча с этим удивительно открытым, светлым человеком, и впереди нас ждет много увлекательных историй, а также харизматичных кукольных евреев.

Дмитрий Голубь

Наталья Соловьёва

Фото: Екатерина Роскач, из архива Валерии Гайшун.