Кажется, что жизнь свою пройдя до половины и оказавшись, как это часто бывает, в сумрачном лесу, мистер Рид (Хью Грант), причудливый англичанин, неведомо как оказавшийся в небольшом американском городке, вдруг обратился с вопросами к богу. Однако, так и не получив удовлетворительных ответов, герой Гранта решил, что сумрак не так уж и плох, а молчание небес не только само по себе служит ответом, но и позволяет говорить за них. Если мистер Рид что-то и умеет, так это говорить и строить сложные релятивистские конструкции (о других его талантах поговорим ниже).

В том же городке, отличающимся от сотни подобных разве что своей рельефностью, обитают сестра Барнс (Софи Тэтчер) и сестра Пэкстон (Хлои Ист). Они пока ничего не подозревающие ни о мистере Риде, ни о его богоборческих амбициях. Будучи миссионерками одной из мормонских церквей, они целыми днями расхаживают по редким и плоским улицам в объемных длинных юбках, раздавая листовки с призывом обратиться к богу тем, для кого он — тем более в мормонском изводе — в лучшем случае только повод для шуток (KPI, надо думать, у них неважные). Иногда девушки наведываются для консультаций в дома тех, кто заинтересовался их буклетами. Так они оказываются на пороге дома мистера Рида.

Этот дом, стоящий особняком на вершине холма, можно считать не только отсылкой к классике хорроров и готическому роману, но и к концепции «града на холме», которая является важной частью современной риторики американских традиционалистов. Ее источником была и остается речь Джона Уинтропа, одного из первых губернаторов Массачусетса. В контексте «Еретика» «град на холме» можно трактовать как место, где испытывается вера. Геометрия пространства вообще играет важную роль в фильме — погружение в дебри теологических сомнений рифмуется с углублением в чрево дома мистера Рида, на стене которого неслучайно встречается постер со схемой «Ада» Данте.

Итак, сестры стучатся в дверь окруженного лесом причудливого дома, до которого не так легко добраться. Рид отвечает, но мешкает, прежде чем открыть. Наконец завязывается неловкий разговор. Рид в старомодных очках и коричнево-желтом твидовом свитере обаятельно неловок и чудаковат. Он приглашает сестер войти. Те отказываются. Дождь усиливается, ветер нарастает. Рид соблазняет их черничным пирогом, который его жена вот-вот вынет из духовки. Сестры принимают его слова на веру (не в последний раз) и все-таки заходят. Дверь за ними тут же автоматически защелкивается.

Авторский дуэт Скотта Бека и Брайана Вудса получил широкое признание за сценарий «Тихого места», снятого Джоном Красински — это изобретательный хоррор, в котором реплик не больше, чем в немых «Огнях большого города» Чарли Чаплина. «Еретик» — эксперимент прямо противоположный. Лучшие две трети фильма держатся почти исключительно на густо выстроенных, почти сократических диалогах, которые одновременно сообщают повествованию и комичность, и напряжение (шутка в разговоре о любимом фастфуде «я так и не побывал ни в одной “Венди”» служит отличным примером).

Мистер Рид не угрожает сестрам, не размахивает перед ними ножом, не надевает страшных масок. Вместо этого он устраивает что-то вроде психологической дуэли, оставаясь подозрительно вежливым, предупредительным и странным образом благожелательным, Каждую странность, включая то, что входная дверь откроется только через 24 часа из-за особенностей электрической системы старого дома, он с улыбкой объясняет как саму собой разумеющеюся.

Вместо получения консультации от сестер Рид сам читает им лекцию о мировых религиях — оказывается, он когда-то увлекся поисками истинной религии и прочел сотни книг на эту тему. Свою занятную (особенно, если вы ничего не слышали о Ричарде Докинзе и других известных критиках религий) и напыщенную речь Рид разбавляет интеллектуальными парадоксами, эксцентричными остротами и поп-культурными отсылками, ироничностью которых прикрывает собственное разочарование в религиях. Завершая свою речь, Рид обещает сестрам поделиться собственным открытием — дело в том, что ему опытным путем удалось познать подлинную религию. Но чтобы приобщиться к ней, сестрам придется пройти невинное испытание их веры.

В «Еретике» Бек и Вудс скрещивают мамблкор с комедийным и вместе с тем напряженным хоррором. Сценарий (в первых двух третях) действует как безотказно действующий механизм, подобный спроектированного мистером Ридом дома. Всё служит одной цели — захватить внимание зрителя и больше его не отпускать. На пути сестер Барнс и Пэкстон имеется предостаточно ружей, оторванных балок с гвоздями и обретающих другое значение реплик, и каждый из этих элементов срабатывает в нужный момент. Беку и Вудсу удалось удачно соединить низкое и высокое. В речах Рида мирно соседствуют Джа-Джа Бинкс, которого он очень смешно изображает, и Чжуан-цзы со своим «сном бабочки» (вспомните о нем в финале фильма). Каламбуры и гран-гиньольный юмор сочетаются со сравнением иудаизма с песней группы The Hollies «The Air That I Breathe» и «Монополией».

В общем, фильм игриво интеллектуален и, следуя примеру мистера Рида, относится к себе не слишком серьезно. Он ничего не утверждает, но подзуживает к нехитрым размышлениям о природе веры, дилемма которой представлена в двух предметах — в том самом черничном пироге и свече с ароматом черники, которые воплощают объект веры и его субстрат. Когда в финальной трети «Еретик» меняет регистр и превращается в более конвенциональный хоррор, его во многом спасают несколько факторов. Во-первых, нестареющее обаяние Хью Гранта, отменно играющего мерзавцев (вспомните хотя бы Феникса Бьюкенена из второго «Паддингтона»). Во-вторых, естественная игра Хлои Ист и Софи Тэтчер, прежде снявшейся в «Бугимене» по сценарию Бека и Вудса. При этом обе актрисы были воспитаны в мормонской церкви, так что чувства своих героинь — рациональной сестры Барнс и несколько более наивной сестры Пэкстон — они передали без малейшей фальши. В-третьих, мастерская работа оператора Чон Джон-хуна («Олдбой», «Сочувствие госпоже Месть»), который каждым новым кадром как будто сужает пространство вокруг героинь.

Удачным решением кажется и финальная сцена, которую можно трактовать очень по-разному. Но Бек и Вудс мудро позволяют зрителям самым выбирать, верить в увиденное или нет.

В новом своем детище, выпущенном на отечественные экраны компанией «КАРО Фильм», Юрий Грымов занимается, в сущности, весьма радостным делом – признаётся в любви к кино. Конечно, совершает он это не столь радикально, как, скажем, Тарантино в «Бесславных ублюдках», который меняет ход мировой истории в целях демонстрации непобедимой мощи кинематографа, – однако и не без традиционного грымовского визуального экстремизма. Вообще, изображение здесь бесспорно великолепно: эстетская игра теней на стенах, сетчатые тени на лицах, крупный план глаза, неуловимо слепнущего внутри фантасмагорической картинки, – везде Грымов доводит зрительный нерв, зрительную плоть фильма до совершенства и частенько переводит через него (как слепого через дорогу), блаженно и со смаком окунаясь в явный китч. По крайней мере, неоднократное явление смерти в ипостаси обнаженной женщины, от коей видна лишь агрессивно наставленная на зрителя грудь с прилегающими элементами торса, всякий раз граничит с дурновкусием. С другой стороны, кадр с этажеркой, сверхмедленно падающей под песню «Надежда» в исполнении Анны Герман, вполне может войти в учебники киноискусства, настолько точно и завораживающе он сделан.

Тут, впрочем, довольно быстро обнаруживается существенный парадокс: непрерывное наращивание изобразительного арсенала происходит не где-нибудь, а в фильме под названием «На ощупь», повествующем о тактильной (естественно, какой же еще?) жизни слепого. В середине картины, правда, слепой на некоторое время прозревает, чтобы открыть для себя силу киноискусства, однако принцип его существования остается прежним: «Человека можно понять только на ощупь». Отсюда и протест против «гладкости», бесфактурности, бескачественности современного массового искусства: проводя по нему рукой (в прямом и переносном значении), ощущаешь только пустую, стерилизованную, стандартную поверхность; в этом смысле музейный экспонат под стеклянным колпаком и стриптизерка под точно таким же стеклянным колпаком – человек и вещь – абсолютно равны в своем отсутствии, зашлифованные до неразличимости с окружающим миром.

Здесь, однако, Грымов радостно увлекается социальной критикой, в которой не очень силен, поскольку регулярно сбивается на банальности. Ну кто, в самом деле, станет спорить с тем, что телевизор – это мусор и что по ТВ специально демонстрируют искаженную реалити-кошмарами картину мира, дабы покрепче прокомпостировать и прозомбировать уткнувшееся в «ящик» народонаселение? Противопоставлением хорошего кино, с одной стороны, и телевидения за компанию с плохим кино («– Дед говорил, что кино надо смотреть. – Про сегодняшнее кино иногда лучше прочитать»), с другой, Грымов, впрочем, не ограничивается. Подобно пророку, разгневанному нечестием своего народа, запутавшегося в идолах и золотых тельцах, режиссер гремит праведным обличением: вместо актуального искусства, устраивающего социально значимые перформансы на тему захвата заложников, спонсоры готовы финансировать лишь выращивание шампиньонов, ибо в наш развращенный век (кстати, а был ли на протяжении мировой истории хоть один мыслящий человек, который не воспринимал бы свой век как развращенный?) актуально лишь «грести бабки». Подобное обличение, с энтузиазмом продолжаемое Грымовым на пресс-конференциях по окончании показов, разумеется, понятно, особенно учитывая крайне извращенную схему финансирования российского кино и поистине сомалийского размаха видеопиратство. Однако стоит ли со столь раскаленным пафосом декламировать столь общие места и стоит ли до такой степени в лоб клеймить массмедиа сдавленным восклицанием прозревшего (во всех смыслах) телезрителя: «Настя, мир ужасен!»? Как будто никто и не догадывался об этом прискорбном факте…

Vlad Dracula

В 1899 году на архипелаг Шпицберген собирается совместная шведско-российская экспедиция. Руководить российской частью назначают молодого учёного Александра Васильева (Дмитрий Паламарчук). Цель похода крайне амбициозная – измерить кривизну земного шара и установить его точную форму и размеры, известные на тот момент лишь приблизительно. Тут, на оледенелой земле Свальбарда (так называли Шпицберген викинги), сходятся и научный азарт, и конкуренция между мировыми державами. Для Васильева тут есть и личный интерес: он, не дворянин, влюблен в дочь председателя Русского географического общества и надеется, что успех экспедиции может повысить его шансы на руку девушки.

Пылают посреди вечного холода и другие страсти. Кто-то по ночам приходит к лагерю полярников и, кажется, готовит ловушку. Среди членов команды тоже не всем можно доверять, особенно Стоцкому (Андрей Мерзликин), сосланному на Шпицберген офицеру со смутным прошлым… Рядом и оскорбленный соперник по командованию, и восторженный новичок-салага — за ними тоже хорошо бы присматривать. А ещё неизвестно откуда на стоянку заявляется роковая красавица, иностранная журналистка Лилиан (Марина Петренко) — и Васильев чувствует, что его верность возлюбленной поколеблена…

Надо сказать, что в главном новый фильм режиссера Алексея Тельнова «Архипелаг» совершенно точен. Экспедиция действительно была отправлена, и Васильев вправду выполнил геодезические работы, установил метки и провел нужные измерения, двадцать лет потом расшифровывал данные, а закончил жизнь уже в Советском Союзе уважаемым сотрудником Пулковской обсерватории... Не было на самом деле, конечно, всех этих интриг, а риск для участников экспедиции в основном составляли суровые погодные условия да белые медведи. «Если бы до поездки на Шпицберген я знал, что придется спать в палатке при 20 градусах мороза или месяц с рабочими тянуть возы по снегам и льдам, проходя десятки саженей в ледяной воде, с наполненными сапогами – я не поверил бы, что в состоянии это все перенести, и не поехал бы», – писал потом Васильев в воспоминаниях. Но грешно упрекать кино за недостоверность.

Мы в основном видим убогую внутренность барака (правда, тут есть пианино!) да белую пустоту Шпицбергена, похожую на какое-то сюрреалистическое пространство без каких-либо предметов. И на таком однообразном фоне происходит на удивление много разнообразных событий, да еще будто бы в разных жанрах. Линия с Лилиан похожа на какой-то нуар – тут ведь еще нашлось место и охоте за утерянным бриллиантом другого знаменитого полярника, шведа Саломона Андре, который в то же время пытался достичь Северного полюса на воздушном шаре, но трагически погиб. История о недоверии и конкуренции внутри экспедиции вызывает в памяти фильм «Два капитана», экранизированный Евгением Кареловым. А романтический пафос дальних северных земель отсылает, пожалуй, к «Земле Санникова» Альберта Мкртчяна и Леонида Попова. Особенно приятен почему-то штрих: в Российском географическом обществе стоит глобус, а на нем некоторые территории — белые, еще не исследованные последние клочки тайны – и тут уж понятно, какой ветер дул в паруса Гумилева, Киплинга и других последних романтиков. Наступал, правда, век другой, век железный. И об этом тоже получилось дать комментарий: не будет спойлером сказать, что одна из линий – немногословный, но явный конфликт между теми героями, кто отстаивает старый порядок, и теми, кто говорит о социальной справедливости. Приятно, что при этом фильм практически не давит и не утверждает некую «верную» точку зрения: ни патриотическую, ни космополитическую, ни монархическую, ни социалистическую… Да все это, может быть, не так и важно среди вечных льдов – не так важно, как поиск истины. Хотя бы той, что земля – не шар, а геоид, «похожа на картошку», как говорят герои фильма.

В какой-то момент совершенно неожиданно возникает цитата из памятной всем пережившим 90-е рекламы банка «Империал», первой пробы пера Тимура Бекмамбетова: рассказывают про тот самый курган из камней, который собрали воины Тамерлана. Сначала непонятно, к чему, а потом кажется: может, это рецепт фильма? Как эти ролики в свое время навсегда врезались в мозг и дали представление о поэзии истории, так и «Архипелаг» сейчас факты оборачивает в занимательную оболочку и делает это так гармонично, что одно не заглушает другое. Так что фильм подойдет и поклонникам отечественной истории, и любителям героических приключений, и еще много кому – на всех хватит.

«Ходячий замок» –  уже четвёртый полнометражный фильм великого Хаяо Миядзаки, выпущенный в повторный прокат кинокомпанией «Пионер». До этого были «Унесённые призраками», «Навсикая из долины ветров» и «Принцесса Мононоке», впереди – ещё 13 фильмов анимационной студии «Гибли», которую возглавляет режиссёр. Миядзаки не раз говорил, что хочет уйти из большого кино, перерывы между его фильмами в последние годы составляют четыре – пять лет, поэтому повторный прокат его картин напрашивался сам собой. Всё-таки свой особый статус японец получил неспроста: найти ему ровню в современной мультипликации вряд ли получится.

При всех регалиях автора «Ходячий замок» – отнюдь не бесспорная классика. В момент выхода к фильму Миядзаки было очень много вопросов, часть из которых остаётся и теперь. Повторяющиеся образы, условный сюжет, знакомые мотивы – от такого залпа обвинений просто так не укрыться. Но – удивительное дело: препарировать фильм Миядзаки теперь, когда он выходит в новогодний российский прокат, совсем не хочется. Пусть другие бьются за сборы, оглушают зрителя спецэффектами и расставляют маркетинговые ловушки; «Ходячий замок», как и его режиссёр, всегда будет в стороне от этого. Да, это не самый сильный фильм в карьере японца, зато идеальная картина для праздника, которая способна подарить чудо зрителям любого возраста.

Главная героиня, Софи – «серая мышка», застенчивая и трудолюбивая. Пока она украшает шляпки в мастерской, за окном гудит, воюет и что-то празднует стимпанковский мир. Жизнь проходит мимо, как поезда за окном, а девушке остаётся лишь копоть. После встречи с Ведьмой Пустошей, необъятной импозантной леди, охочей до молодых сердец, Софи внезапно стареет. В ужасе она бежит из города и попадает в ходячий замок таинственного Хаула, волшебника и якобы тоже сердееда (только уже в переносном смысле). Хаул очарователен и талантлив, но капризен, легкомыслен, да ещё и неряха, так что прилежная и ответственная Софи приходится ко двору. В ходячем замке, где героиня становится уборщицей, живут ещё и дух огня Кальцифер и мальчик Маркл. Всем вместе им предстоит расколдовать Хаула и покончить с очередной войной.

«Ходячий замок», как и все фильмы Миядзаки, очаровывает своим миром. Магический антураж здесь остроумно сочетается с бытовыми хлопотами и повседневными делами персонажей. Постаревшая Софи то и дело кряхтит и шутит про стариков; есть даже целый эпизод-соревнование с Ведьмой Пустошей по скоростному восхождению на огромную лестницу. Хаул, как и многие увлечённые собой таланты, живёт в страшной грязи и тащит в замок бессмысленные побрякушки, а сам дом держится на одном Кальцифере. Шагающую махину окружает не менее причудливый мир нетронутых пейзажей и промышленных городов, который Миядзаки примиряет, всюду вдыхая жизнь; эту красоту лучше один раз увидеть. Конфликт естественного и искусственного разрешается не только в мире фильма, но и в процессе его создания: в основу картины легли нарисованные вручную герои и фон, которые потом были обработаны на компьютере.

Центральный конфликт в фильме Миядзаки – борьба обыденного и идеалистического, ответственности и свободы. Недаром Хаул живёт в ходячем замке и нигде не останавливается подолгу. Он может поселиться в любом доме любого города, но ему этого мало. Волшебница короля, воспитавшая магический талант Хаула, зовёт его воевать за родное королевство, но тот категорически против. Он не столько против войны (этим он как раз частенько занимается), сколько против любой ответственности, привязанности, определённости. Хаул несёт в себе магию, но этот дар без цели и смысла только губит его, всё больше превращая в демона. Мальчик вырос, но не повзрослел: как говорит в конце Кальцифер, у Хаула осталось сердце ребёнка.

А вокруг как всегда гремит война, на площадях народ то встречает, то провожает солдат. Война без особых причин, где все против всех. Победить в этой войне нельзя: её можно только прекратить, проявив самоотверженность и сострадание. Даже к тыквенному пугалу, обрюзгшей ведьме и ордам нечисти. Неподдельное благородство и фантазия, стирающая границы – как раз то, чего так не хватает новогоднему прокату, ставшему полем битвы за «кассу». И всё же иногда чудеса случаются.

Евгений Ермакович

Как говорит сам Миядзаки, образ ходячего замка «срисован» с русской избушки на курьих ножках.

Японский режиссёр является большим поклонником советской мультипликации. По словам Хаяо Миядзаки, он восхищается «Ёжиком в тумане» Юрия Нортшейна, а во время творческого кризиса ему помог просмотр мультфильма «Снежная королева» режиссёра Льва Атаманова – показав, что анимация является подлинным искусством, а рисованные персонажи могут быть так же убедительны, как и живые актёры.

«Ходячий замок» стал первым мультфильмом в истории, открывшим показ Венецианского международного кинофестиваля.

В 2006 году анимационная лента была номинирована на премию «Оскар», но критики предпочли мультфильм «Уоллес и Громит: Проклятие кролика-оборотня». Зато на Венецианском кинофестивале «Ходячий замок» получил награду «Золотые Озеллы».

Перед началом работы над «Ходячим замком» команда художников объездила всю Европу, чтобы найти подходящие пейзажи. В конечном итоге, творческая группа остановилась на видах французской провинции Эльзас.

Городок Софи был срисован с французского Кольмара, третьего по размеру и численности поселения в Эльзасе.

Все локации и персонажи были нарисованы вручную, а позже оцифрованы. В первоначальной раскадровке было 1400 сцен.

Оскароносный актёр Кристиан Бэйл («Тёмный рыцарь», «Боец») настолько проникся уважением к работам Миядзаки после просмотра «Унесённых призраками», что согласился озвучить абсолютно любую роль в англоязычной версии «Ходячего замка». В итоге он подарил голос волшебнику Хоулу.

Во время записи англоязычного мультфильма Кристиан Бэйл одновременно готовился к роли Бэтмена, поэтому в его исполнении Хоул отличается особым тембром голоса, который позже появился у Тёмного рыцаря.

Летом 2004 года Миядзаки лично приехал в Великобританию, чтобы показать мультфильм автору романа Диане Уинн Джонс до начала проката.