ДРАБКИН Ефим Евелевич (Севела Эфраим)

Родился 8 марта 1928 года в Бобруйске. В 1948 году закончил факультет журналистики  БГУ. Кинодраматург, писатель и режиссер. Как сценарист работал в кино – «Наши соседи» (1957 г.), «Аннушка» (1959 г.), «Чертова дюжина» (1961 г.), «Нет неизвестных солдат» (1965 г.), «Крепкий орешек» (1967 г.), «Годен к нестроевой» (1968 г.).

В 1971 году  Эфраим Севела участвует  в демонстрациях протеста, требуя свободного  выезда евреев  в Израиль.  Покидает Советский Союз. Проживал во Франции, Израиле, США, Германии. Служил в израильской армии, воевал во время войны  Судного дня  (1973 г.). Автор тринадцати  книг, вышедших  в разных странах мира. Среди них «Легенды Инвалидной улицы», «Моня Цацкес – знаменосец», «Остановите самолет – я слезу», «Попугай, говорящий на идиш» и др.

Книгу «Легенды Инвалидной улицы» автор написал во Франции. Это был заказ барона Эдмонда Ротшильда. О произведении барон отозвался так: «Книга разойдется по всему миру, ее будут читать, потому что вышибает она слезу у самых твердолобых людей…». Книга  была написана всего за 14 дней.

Произведение «Попугай, говорящий на идиш» экранизировано  в 1990 году, автор выступил как режиссер и сценарист, «Ноев ковчег» (1992 год – продюсер, актер, режиссер, сценарист). Написал киносценарий «Белый Мерседес» - фильм посвящен памяти 11 израильских спортсменов, павших от рук террористов в 1972 году на олимпийских играх в Мюнхене.

Почему нет рая на земле

(фрагмент из книги)

Почему нет рая на земле?

Вы можете мне ответить на этот вопрос? Не трудитесь. Бесполезно.

До вас уже несколько тысяч лет взрослые люди поумней и пообразованней, сколько не пыхтели, найти вразумительного ответа  не смогли.

А я знаю.

Не потому, что я такой умный. А совсем наоборот. Когда я учился в школе, меня не ставили в пример другим ученикам за большие знания и родителям на школьных собраниях ничего утешительного не говорили. В армии я научился разбирать затвор винтовки, а вот собирать… Обычно у меня оставалась какая-нибудь лишняя деталь, и старшина отправлял меня на гауптвахту, чтоб я имел достаточно времени подумать, где этой детали место.

И все же я знаю, почему нет рая на земле.

Потому что нет  больше на земле маленького мальчика по имени  Берэлэ Мац, Берэлэ – это имя. Уменьшительно-ласкательное. Если б он вырос и стал взрослым, его бы звали Борис. А Мац - это фамилия. Короткая и очень редкая. Я, например, с тех пор больше не встречал людей с такой фамилией.

Потому что Берэлэ Мац не стал взрослым и не оставил потомства.

Он слишком рано ушел от нас.

И потому на земле нет рая.

Слушайте внимательно, что я вам расскажу, и вы согласитесь со мной.

Мне очень повезло в жизни, вернее не во всей жизни, а на первых ее порах. В раннем детстве.

Потому что у меня был такой друг, как Берэлэ. И лишь когда его не стало, а я вырос и стал лучше соображать, только тогда я понял, какое счастье быть в дружбе с таким  удивительным и редким человеком.

Мы с ним оба родились в одном городе, на одной улице, и наши дома стояли друг против друга так, что мы могли переговариваться из окон, открыв форточки, и конечно если рядом не было взрослых, потому что иначе мы оба могли схлопотать по подзатыльнику за то, что орем как недорезанные, и у соседей могут лопнуть барабанные перепонки.

Каждый любит город, в котором он родился. Есть у людей такая слабость. Как справедливо отмечает русская народная пословица: каждый кулик свое болото хвалит. Поэтому я промолчу и дам только самые необходимые сведения об этом городе.

Он совсем небольшой, но на географической карте  СССР отмечен  маленьким кружочком. Точкой. Почти на самом западе огромнейшей страны, которую ни один реактивный самолет не может облететь без промежуточной посадки или дозаправки горючим в воздухе. Иначе он рухнет где-нибудь в сибирской тайге.

В учебнике истории России наш город упоминается неоднократно, и кое-где на его улицах вывешены мемориальные доски с такими именами, что дух захватывает при мысли, что ты ходишь по той же земле, по которой ступали эти люди.

Через город протекает река Березина, знаменитая не только тем, что  на ее берегах родился я. Здесь когда-то  французский император Наполеон разбил  русского фельдмаршала Кутузова, а потом Кутузов – Наполеона. Здесь фашист Гитлер бил коммуниста Сталина, а потом Сталин – Гитлера.

На Березине всегда кого-то били. И поэтому ничего удивительного нет в том, что в городе была улица под названием Инвалидная. Теперь она переименована в честь Фридриха Энгельса – основателя научного марксизма и можно подумать, что на этой улице родился не я, а Фридрих Энгельс.

Абсолютный идиотизм.

Если уж так чесались руки переименовать улицу, то почему было не назвать ее улицей Берэлэ Маца?

Которого больше нет среди нас.

И потому на земле нет рая.

Я знаю, почему улицу не назвали его именем.

Причина может быть только одна.

После революции евреи в России были в моде, и никто не стыдился еврейского имени. Слово «еврей» звучало почти равнозначно слову «революционер». Потому что почти все евреи были на стороне революции в Гражданской войне и многие отдали свои жизни за власть рабочих и крестьян. Я родился намного позже, но знал об этом не из книг, а читая на домах названия улиц и на памятниках героям гражданской войны тисненные золотом имена тех, кто спал вечным сном под мраморными обелисками, увенчанными красной звездой. Имена были в основном еврейскими.

А когда власть рабочих и крестьян утвердилась в России крепко, интерес к евреям пропал, еврейских имен стали стыдиться, а самих евреев по указанию вождя Советского Союза Иосифа Сталина стали обижать еще хуже, чем это делали до революции царские антисемиты.

В мире еще много загадочного.

Рядом с Инвалидной улицей была улица Гирши Леккерта – храбрейшего революционера, убитого врагами революции. Как-то, в одну ночь, со всех  домов сняли синие эмалевые таблички с именем Леккерта, и повесили другие, на которых улица именовалась  Московской.

Почему Московской?

От нашего города до Москвы почти тысяча километров.

Тогда  уж лучше бы назвали улицу Смоленской. До Смоленска от нас вдвое ближе. Назвали первым именем, что на ум взбрело. Лишь бы убрать еврейское имя.

Еще хитрее поступили с памятником на могиле героям Гражданской войны, который много лет стоял на центральной площади нашего города. На этом памятнике все четыре имени были еврейскими. Его не убрали.  Это было бы уже совсем дикостью. Под предлогом ремонта  накрыли обелиск парусиной от любопытных глаз.  Долго оттуда, из под парусины, доносился стук молотков и долот, а когда парусину убрали, никаких имен на мраморных плитах уже не было.  Вместо них горели золотом слова: «Вечная слава героям».

А каким героям? Не вашего ума дело.

Простенько и со вкусом, как выражались в дни моего детства остряки на Инвалидной улицы.

Много знать будете – скоро состаритесь.

Слово – серебро, молчание – золото.

Это русские народные пословицы.

И поэтому в России предпочитают молчать, чем задавать нелепые вопросы. А то ведь можно и в тюрьму сесть. Или еще хуже. Под конвоем поехать  в Сибирь. Сибирь ведь тоже в России. Только за пять тысяч километров от нашего города.

Теперь, надеюсь, вам понятно, почему Инвалидной улице не присвоили  имени Берэлэ Маца.

Но хоть и под другим названием эта улица  была прекрасна. И не архитектурой, а людьми. На нашей улице жили богатыри. Один другого здоровее.

Ну, действительно, откуда у нас было взяться слабым? Один воздух нашей улицы  мог цыпленка сделать жеребцом. На нашей улице, сколько я себя помню, всегда пахло сеном и укропом. Во всех дворах держали коров и лошадей, а укроп рос на огородах и сам по себе, как дикий, вдоль заборов.  Даже зимой этот запах не исчезал. Сено везли каждый день на санях, и его пахучими охапками был усеян снег не только на дороге, но и на тротуаре.

А укроп? Зимой открывали в погребах кадушки и бочки с солеными огурцами и помидорами, и укропа в них было, по крайней мере, половина. Так, что запах стоял такой, что если на нашей улице появлялся свежий человек, скажем, приезжий, так у него кружилась голова и в ногах появлялась слабость.

Большинство мужчин на нашей улице были балагулами. То есть ломовыми извозчиками. Мне кажется, я плохо объяснил и вы не поймете.

Теперь уже балагулов нет и  в помине. Это вымершее племя. Ну, как например, мамонты. И когда-нибудь, когда археологи будут раскапывать  братские могилы, оставшиеся от Второй Мировой войны, где-нибудь на Волге или на Днепре, или на реке Одер в Германии, и среди обычных человеческих костей найдут широченные позвоночники и, как у бегемота, берцовые кости, пусть они не придумывают латинских названий и вообще не занимаются догадками. Я им помогу. Это значит, они наткнулись на останки балагулы, жившего на нашей улице до войны.

Балагулы держали своих лошадей, и это были тоже особые  кони. Здоровенные битюги с мохнатыми толстыми ногами, с бычьими шеями и такими широкими задами, что мы, дети, впятером сидели на одном заду.

Но балагулы были не ковбои. Они  на своих лошадях верхом не ездили. Они жалели своих битюгов. Эти кони везли грузовые платформы, на которые клали до пяти тонн. Как после такой работы сесть верхом на такого коня?

Когда было скользко зимой, и балагула вел коня напоить, он был готов на своих плечах донести до колонки своего тяжеловоза. Где уж тут верхом ездить?!

Ну, вы сразу догадались. Значит, этой чужой человек, пришлый, волею судеб, попавший на нашу улицу.

А вот уж кого-кого, а рыжих у нас было полным-полно. Всех оттенков, от бледно-желтого до медного, а веснушками были усеяны лица так густо, будто их мухи засидели. Какие это были веснушки! Сейчас вы таких не найдете. Я, например, никогда не встречал. И крупные и маленькие, как маковое зерно. И густые и редкие. У многих они были даже на носу и на ушах.

У всех, за исключением пришлых, на нашей улице были светлые глаза. Серые, голубые, даже зеленые, даже с рыжинкой, как спелый крыжовник. Но боже упаси, чтоб коричневые или черные! Тогда сразу ясно – не наш человек.

Балагула Нэях Марголин, который  из всей мировой литерат­уры прочитал только популярную брошюру о великом садоводе  Иване Мичурине, потому что у Нэхая Марголина у самого был сад, и он по методу Мичурина скрещивал на одном дереве разные сорта яблок, из чего, почти всегда, ничего не получалось. Так вот этот самый Нэхай Марголин так определил породу обитателей Инвалидной улицы:

- Здесь живут евреи мичуринского сорта, правда, горькие на вкус. Как говорится, укусишь – подавишься.